Сказки  Г. Х. Андерсена

В стручке сидело пять горошин; сами они былизелёные, стручок тоже зелёный, ну, они и думали,что и весь мир зелёный; так и должно было быть!Стручок рос, росли и горошины; ониприноравливались к помещению и сидели все в ряд.Солнышко освещало и пригревало стручок, дождикполивал его, и он делался все чище, прозрачнее;горошинам было хорошо и уютно, светло днём итемно ночью, как и следует. Они всё росли да рослии всё больше думали, сидя в стручке, что пора имчто-то предпринять.

- Век, что ли, сидеть нам тут? — говорили они. — Как бы нам не засохнуть от такого сидения!.. Сдаётсянам, есть что-то и вне нашего стручка! Уж такое унас предчувствие!

Прошло несколько недель; горошины пожелтели,стручок тоже пожелтел.

- Весь мир желтеет! — сказали они, и кто бы импомешал говорить так?

Вдруг они почувствовали сильный толчок;стручок сорвала человеческая рука и сунула вкарман, к другим стручкам.

- Ну, вот теперь скоро нас выпустят на волю! -сказали горошины и стали ждать.

- А хотелось бы мне знать, кто из нас сойдетдальше всех! — сказала самая маленькая. — Впрочем,скоро увидим!

- Будь что будет — сказала самая большая.

- Крак! — стручок лопнул, и все пять горошинвыкатились на яркое солнце. Они лежали на детскойладони; маленький мальчик разглядывал их иговорил, что они как раз пригодятся ему длястрельбы из бузинной трубочки. И вот однагорошина уже очутилась в трубочке, мальчик дунул,и она вылетела.

- Лечу, лечу, куда хочу! Лови, кто может! -закричала она, и след её простыл.

- А я полечу прямо на солнце; вот настоящий-тостручок! Как раз по мне! — сказала другая. Простыли её след.

- А мы куда придем, там и заснём! — сказали двеследующие. — Но мы все же до чего-нибудь докатимся!— Они и правда покатились по полу, прежде чемпопасть в бузинную трубочку, но всё-таки попали внее. — Мы дальше всех пойдем!

- Будь что будет! — сказала последняя, взлетелакверху, попала на старую деревянную крышу изакатилась в щель как раз под окошком чердачнойкаморки. В щели был мох и рыхлая земля, мох укрылгорошину; так она и осталась там, скрытая, но незабытая господом богом.

- Будь что будет! — говорила она.

А в каморке жила бедная женщина. Она ходила наподенную работу: чистила печи, пилила дрова,словом, бралась за всё, что подвернется; сил у неёбыло довольно, охоты работать тоже не заниматьстать, но из нужды она всё-таки не выбивалась!Дома оставалась у неё единственная дочка,подросток. Она была такая худенькая, тщедушная;целый год уж лежала в постели: не жила и неумирала.

- Она уйдет к сестренке! — говорила мать. — У меняведь их две было. Тяжело было мне кормить двоих;ну, вот господь бог и поделил со мною заботу, взялодну к себе! Другую-то мне хотелось бы сохранить,да он, видно, не хочет разлучать сестёр! Заберёт иэту!

Но больная девочка всё не умирала; терпеливо,смирно лежала она день-деньской в постели, покамать была на работе.

Дело было весною, рано утром, перед самым уходомматери на работу. Солнышко светило черезмаленькое окошечко прямо на пол. Больная девочкадолго не отводила глаз от окна.

- Что это там зеленеет за окном? Так и колышетсяот ветра! Мать подошла к окну и приотворила его.

- Ишь ты! — сказала она. — Да это горошинка пустиларостки! И как она попала сюда в щель? Ну, вот у тебятеперь будет свой садик!

Придвинув кроватку поближе к окну, чтобыдевочка могла полюбоваться зелёным ростком, матьушла на работу.

- Мама, я думаю, что поправлюсь! — сказала девочкавечером. — Солнышко сегодня так пригрело меня.Горошинка, видишь, как славно растёт на солнышке?Я тоже поправлюсь, начну вставать и выйду насолнышко.

- Дай-то бог! — сказала мать, но не верила, что этосбудется. Однако она подперла зелёный росток,подбодривший девочку, небольшою палочкой, чтобыне сломался от ветра; потом взяла тоненькуюверёвочку и один конец её прикрепила к крыше, адругой привязала к верхнему краю оконной рамы. Заэту верёвочку побеги горошины смогут цепляться,когда станут подрастать. Так и вышло: побегизаметно росли и ползли вверх по верёвочке.

- Смотри-ка, да она скоро зацветёт! — сказалаженщина однажды утром и с этой минуты тоже сталанадеяться и верить, что больная дочка еёпоправится.

Ей припомнилось, что девочка в последнее времяговорила как будто живее, по утрам самаприподнималась на постели и долго сидела,любуясь своим садиком, где рослаодна-единственная горошина. А как блестели приэтом её глазки! Через неделю больная в первый развстала с постели на целый час. Как счастлива онабыла посидеть на солнышке! Окошко было отворено,а за окном покачивался распустившийсябело-розовый цветок. Девочка высунулась в окошкои нежно поцеловала тонкие лепестки. День этот былдля неё настоящим праздником.

- Господь сам посадил и взрастил цветочек, чтобыободрить и порадовать тебя, милое дитя, да и менятоже! — сказала счастливая мать и улыбнуласьцветочку, как ангелу небесному.

Ну, а другие-то горошины? Та, что летела, кудахотела, — лови, дескать, кто может, — попала вводосточный жёлоб, а оттуда в голубиный зоб илежала там, как Иона во чреве кита. Две ленивицыушли не дальше — их тоже проглотили голуби,значит, и они принесли немалую пользу. Ачетвёртая, что собиралась залететь на солнце,упала в канаву и пролежала несколько недель взатхлой воде, пока не разбухла.

- Как я славно раздобрела! — говорила горошина. -Право, я скоро лопну, а уж большего, я думаю, несумела достичь ни одна горошина. Я самаязамечательная из всех пяти!

Канава была с нею вполне согласна.

А у окна, выходившего на крышу, стояла девочка ссияющими глазами, румяная и здоровая; она сложиларуки и благодарила бога за цветочек гороха.

- А я всё-таки стою за мою горошину! — сказалаканава.